Девушка облегченно вздохнула, улыбка раздвинула губы. Слезы высохли.
Правильно — кивнула сама себе: не зачем плакать. Пока ей есть ради чего жить, печалиться не зачем, а мама… `Надеюсь ей там хорошо, много лучше чем здесь. И она видит меня и радуется, и помогает. Не удивлюсь, если Вадим ее рук дело'.
И закусила губу, чтоб вновь не расплакаться, открыла шкафчик, где хранилась аптечка. Выпила две таблетки валерианы, умылась и пошла одеваться. Пора на работу, а то, пожалуй, начнет думать дальше и уже не остановит слез. Она взрослая, самостоятельная женщина, и достаточно сильная, чтоб суметь держать себя в руках.
И не сумасшедшая, а самый обычный человек, нормальный до оскомины.
— Скучаете, дядя Вадим? — спросила Маша, усаживаясь в соседнее кресло.
— Нет, тебя жду. И почему дядя Вадим? Мы же договорились — Вадим.
Маша смущенно улыбнулась:
— Мама.
— Здесь мамы нет.
— Да, но…
— Намекаешь на то, что я слишком стар для Вадима? — улыбнулся мужчина.
— Нет, вы не старый. Наоборот, — Маша хотела сказать комплемент, да осеклась: неизвестно, как гость его воспримет.
— По-моему ты смущаешься, — заявил Греков, и, завладев рукой девушки, поцеловал. — Чаровница.
— Ничуть не смущаюсь, — парировала Маша, с нескрываемым восхищением разглядывая мужчину.
— У тебя есть парень? — спросил Вадим, разглядывая алые щеки племянницы.
— Да. Но он так себе, — поморщилась девушка.
— А в чем `так себе'? Расскажи, мне наука будет. Может я тоже из этой серии?
— Да, что вы, Вадим. Ничего подобного. Вы очень обаятельны, умны….словом, настоящий мужчина. А Славка еще ребенок, глупый рохля, нудный, безвкусный. Поговорить даже не о чем.
— Зачем же тогда встречаешься с ним?
— Вынуждает. Жалко мне его. То в трубку чуть не плачет, то часами под окнами стоит.
`Знакомая картина', - подумал Вадим и отвел взгляд, чтоб девушка не заметила его холод:
— Ты в поликлинику собиралась? Поехали?
У подъезда их ждал рыжий лопоухий парень с плаксиво-несчастным выражением лица.
— Слава? — скривилась Маша, словно лимон съела, и покосилась на Вадима: спасайте. Но то и не подумал, кивнул парню в знак приветствия и пошел к стоянке:
— Не буду мешать. Вы пообщайтесь пока, я за машиной.
— Кто это, Маша? — услышал, и поспешил отойти подальше, но, увидев Лику, бредущую навстречу, притормозил:
— Здравствуй.
Та остановилась напротив, заглядывая ему в глаза, и кивнула:
— Здравствуйте Вадим.
И вроде сказать больше нечего, а вроде и не нужно. Глаза в глаза — и слов не надо. Так и молчали, минуту, другую. Первой отвела взгляд Лика, покосилась на Машу и уловила ревность в ее глазах. Рыжий парень в чем-то уверял ее, а она и не смотрела на него, косилась на Грекова, на домработницу.
— Вы вскружили голову девушке, — тихо заметила Лика. Вадим молчал. — Не жалко вам ее?
— Удивишься — нет, — разжал губы.
Она не удивилась, скорей огорчилась:
— Зачем вы так с ней?
— Влюблен.
— Не правда.
— Почему? Она красивая девушка, я еще не старый мужчина…
— Вы ее дядя.
— Любви родственные узы не помеха.
— Любви — да, но в вашем случае о ней и речи нет.
— Вот как? — заинтересовался Вадим. — Значит тебе не важно, что мы родственники, важно, что нет любви? И почему решила, что ее нет? Может наоборот, я влюблен, страстно, безумно.
— Вы себя обманываете или меня? Машу? Не надо Вадим, оставьте ее, она слишком чувствительна, слишком ранима…
— Как ее мама?
— Нет. Вероника Львовна очень сильный человек, способный на…
— Подлость.
Лика растерялась: Вадим прав — Грекова способна на низость, но кто может ее судить?
— Мы все не святые. Вероника Львовна не исключение, но она не подлая, а запутавшаяся. Маша же и вовсе, невинная девочка.
— Вы ангел-хранитель семьи Грековых? С какой радости?
— Долг любого человека помогать ближнему.
— Даже если он подлец?
— Даже сели он подлец. Вы же, не он.
Вадим невесело усмехнулся: святая наивность!
— Вы интересная девушка Лика… С удовольствием побеседую с вами, но позже, сейчас нам с Машей нужно ехать, — заметил, услышав стук каблучков за спиной.
— Привет, — сухо бросила Маша домработнице, даже не взглянув на нее, и подхватив Вадима под руку, лучезарно улыбнулась ему в лицо. — Поехали?
— Вероника Львовна, как вы относитесь к ухаживанию брата вашего мужа к вашей дочери? — спросила Лика, поборов смущение. Хозяйка оторвалась от составления очередного списка и удивленно выгнула бровь, одарив ее взглядом, точь в точь как у доктора, который не может поставить точный диагноз.
— Первое: с чего ты решила, что Вадим ухаживает за Машей? Второе: какое тебе до того дело?
— Мне кажется…
— Сто раз говорила тебе: оставь свое `кажется' при себе! Мне нет дела до тех фантазий, что бродят в твоей голове. Не забывай, пожалуйста, что ты домработница, а не член семьи.
Лика вздохнула, признавая правоту женщины. И хоть могла возразить на правах пусть не члена семьи, но добропорядочной христианки, не стала. Знала — бесполезно. Хозяйка лишь разозлится сильней, но все равно не послушает. Девушка прекрасно понимала, что она для Грековой — навязанная мужем прислуга, ненормальная, которую она терпит по доброте душевной и из уважения к Егору Аркадьевичу, не более. Но терпение Грековой не безгранично, как и влияние мужа. Возьмет да погонит надоедливую дурочку.
Устроиться же на другую работу Лике будет трудно, почти невозможно. Пыталась она уже, не раз. Месяц максимум и её просили оставить место в добровольно-принудительном порядке. А здесь она уже два года. Привыкла к Грековым и они к её приступам слезотечения. Вероника Львовна даже к знакомому психологу устроила, бесплатно. Вот и получается — хозяйка к девушке с добром, а она в благодарность молчи? Но как же молчать, если Вадим Маше угрожает? Окрутит девушку и главное не от любви, а от скуки или еще чего хуже. Есть в нем что-то настораживающее: лед на дне зрачков, дичинка во взгляде. Такой и сам не рад, что творит, а все равно — делает. Беда, одно слово. И Маше, и родителям, да и самому Вадиму потом худо будет. Не злой ведь он, не подлый, а скорей дурной от мути, что годами накопленная, в его душе лежит, Видать покрутила его жизнь, поломала.