— Ты как сирена: прекрасная песня, манящий мотив, завораживающие слова… зовущие в пропасть.
— Я такая же сирена, как ты Соловей-разбойник. Хватит меня оскорблять, терпение у меня действительно далеко не ангельское, я не твоя безответная Вера.
— Да плевать мне на тебя!
— Зря. Брату разве не хочешь помочь? А для этого нужно уговорить отца помочь ему. Кто это сделает? Ты? Ага. А он послушает.
Егор скривился от бессилия, хрустнул челюстями: тупик, кругом тупик!
— Что ты хочешь? Я сделаю. Говори. Но Вадим должен выйти, слышишь, ты…
— Слышу. И ты слушай. Ты ничего не знаешь, и не знал. Твой брат попал в беду, а ты без пяти минут наш родственник. Я уговорю отца, поддержу тебя. Вы сыграете свадьбу с Верой, отец пошлет адвоката Вадиму. Все. Потом я выйду замуж, уеду, ты останешься. Встретишь Вадима, обогреешь. Успокоишь, найдешь нужным расскажешь о том, что думаешь, обо мне — пожалуйста. Если конечно он примет твою роль в его деле, сможет понять и простить. Родного брата. Если б не твоя помощь, он бы не сел…
Егор кипел от негодования, но вынужден был смирить гнев и смириться. Обстоятельства были против него и против Вадима. Пока. Но жизнь идет и быть может предоставит ему возможность взять реванш над стервой, припомнив и свое унижение.
Иры давно нет, она ушла, как и жила, хитро избежав разоблачения, всяких волнений, не ответив за содеянное. Ушла, забрав с собой свои и чужие тайны, освободив Егора от обязательств. Но странное дело, он так и не смог открыться Вадиму, покаяться.
А может, не видел в том смысла? Боялся? Да, пожалуй, боялся, что брат не поймет его. Ведь в его глазах, как и в сердцах и умах остальных участников тех трагических событий Ира стала великомученицей, жертвой чистой любви и жестокого предательства. И кто бы ему поверил, скажи он, что Шехова перехитрила сама себя, попала в яму, что с усердием рыла другому. И ее ухоженная могилка с мраморным памятником обелиск Низости и Подлости.
Сколько лет Егор прятал глаза, молчал, давил в себе чувство вины?
И вроде бы получалось, и кажется — забывалось. Но лишь до встречи с братом.
Егор видел в кого превращается Вадим, понимал истинную причину его неудач в браке, и в сотый, тысячный раз проклинал роковую гарпию. Но продолжал молчать, уверяя себя, что так лучше.
А сегодня вдруг подумал, что своим малодушием помог Шеховой сильней, чем в те дни, помог обдуманно, а не нечаянно. Кто знает, не молчи он все эти годы, возможно рана Вадима затянулась бы, жизнь сложилась иначе.
Да и он не чувствовал бы себя порой настолько мерзко.
Глава 9
Вадиму снилась Лика. Стояла на берегу фьорда и смотрела в небо, такое же безмятежное, как ее взгляд, умиротворенное, как лицо девушки. Ветер теребил ее волосы, играл подолом длинной юбки. Вокруг так тихо, что можно услышать звон вереска, шепот легких волн. А на душе спокойно и радостно. У него возникло чувство, что он дошел. Здесь его место, его дом, причал всех надежд и стремлений. И та, рядом с которой неважно, что за гранью горизонта, за пастелью небес и крутизны земных вершин. Неважны дела, мысли, пусты стремленья, любые цели низки и бессмысленны, и все равно, есть ли мир вообще.
Лика повернулась к нему, замерла, с легкой улыбкой на губах ожидая, когда он подойдет. И Вадим шагнул ей навстречу:
— Мама, — сорвалось нечаянное с губ…
Греков проснулся и задумчиво уставился в потолок. Вадиму редко снились сны, по пальцам можно пересчитать, но к чему сон, он думал впервые. Минут пять. А потом бросил ломать голову и встал. Сны снами, а жизнь — жизнью.
Грекова была на кухне, готовила завтрак.
— Доброе утро, Вера.
— Доброе утро, Вадим. Кофе?
— Да, как вчера, — он сел за стол, пододвинул к себе вазу с печеньем. Изумился. — Домашнее? Когда ты все успеваешь?
— Привычка, — вяло улыбнулась, сервируя стол для завтрака. — Я хотела поговорить с тобой Вадим.
— Говори, — запихнул в рот печенье надеясь, что его вкус соответствует виду, и довольно кивнул: да, действительно вкусно.
— Я на счет подарка, что ты преподнес Маше…
— Оставь.
— Нет, Вадим, оно слишком дорогое.
— Для вас.
Вера поджала губы: он выслушает ее или так и будет перебивать?
Разлила кофе по чашкам и села напротив мужчины:
— Я хотела бы закончить мысль.
— Извини, — пожал плечами Вадим и принялся уплетать печенье, прихлебывая кофе, всем видом показывая, что ничего более его не интересует.
— Абсолютно не важно, насколько сильно ты потратился. Важен сам факт. Девочка может неправильно расценить суть подарка, и потом у нас не принято дарить дорогие вещи…
— Чтоб не чувствовать себя обязанными. Ясно.
— Да, Вадим. Я лично чувствую себя неуютно, Маша же в силу своего возраста и минимального жизненного опыта, не в состоянии здраво оценить, что допустимо, что неприемлемо даже меж родственниками.
— Милая Верочка, — улыбнулся ей мужчина. — Считай безделушку мизерной оплатой за стол и кров, и не мучайся. Где-то я слышал очень мудрую поговорку: хорошо натасканная совесть, хозяина не грызет. Я успокоил свою совесть, отплатив племяннице за те годы, что мы не виделись. Девочке нравятся украшения, что вполне естественно, почему б ее не побаловать?
— Но не возмутительно дорогим подарком. К хорошему быстро привыкают. Ты испортишь Машу.
— Глупость. Маша очень умная девушка и вполне сформировавшаяся личность. И колье если хочешь, адекватная оценка ее достоинств, дань уважения родителям, что воспитали настолько приятного во всех отношениях человека. Согласись было бы странно, если б я подарил ей штампованную бижутерию.